Уткин, Казанский и Дмитриева рассказывают, почему он был крут.

В 60-е Евгений Майоров был суперзвездой хоккея. В составе тройки с братом-близнецом Борисом и Вячеславом Старшиновым он выигрывал Олимпиаду-1964, чемпионат мира, чемпионат СССР (в «Спартаке»). Он рано закончил – в 29 лет – и пошел на телевидение. Анна Дмитриева рассказывает Sports.ru, что он очень волновался: «Будучи мнительным и щепетильным, он считал, что не вполне соответствует требованиям». Он долго советовался с женой, прежде чем прийти на ТВ. Они не были уверены, что у него получится, даже машину («Волга» – Sports.ru) продали на случай, если надо будет на что-то жить».

Евгений и Борис Майоровы

Майоровы зря беспокоились – у Евгения все получилось. Еще в 70-е он стал одним из самых известных комментаторов страны – работал как на хоккее, так и на футболе. В начале 90-х он пришел на НТВ, где мониторил работу «Футбольного клуба» и раздавал советы молодым Уткину и Дмитрию Федорову. Потом у него была программа о хоккее, а когда на «НТВ» и «НТВ-Плюс» появились трансляции, он снова стал комментировать. В 1996-м он придумал и запустил первый конкурс комментаторов – так на телевидение пришли Юрий Розанов, Тимур Журавель, Илья Казаков, Роман Трушечкин.

Уже тогда Майоров знал, что смертельно болен. Ему диагностировали боковой амиотрофический склероз – такая же болезнь у Фернандо Риксена, она не лечится. В последние годы жизни он не мог водить, с трудом ходил и даже сидеть ему уже было сложно. Он умер в декабре 1997 года, ему было 59 лет.

Люди, которым сейчас меньше 30, вряд ли слышали вживую комментарий Евгения Майорова и плохо знают, насколько это важный человек для русского спортивного телевидения. Sports.ru пообщался с теми, кто знает.

Майоров любил паузы в эфире. И курил прямо в комнате 8-16

Василий Уткин – в интервью Sports.ru: «Майоров не считал нужным заполнять собой все эфирное пространство. В его молчании была харизма, получалось, что каждое слово имело цену. Во многом поэтому, когда на советском ТВ случались парные комментарии, Майоров был одним из участников тандема, потому что с ним всегда было легко работать. С Майоровым у всех отношения были ровными, потому что он был выдающимся спортсменом и к своему положению прославленного человека привык, у него не было проблем с самоидентификацией.

Эта манера немного утрачена, сегодня почему-то принято заполнять собой все эфирное пространство. Я думаю, что с Майоровым можно сравнить комментарий Владимира Гендлина (комментировал бокс на «Плюсе» и Первом – Sports.ru) – то, как он цедил слова, подбирал их, очень ими дорожил, не боялся молчать.

У него была такая манера комментирования, что его сложно назвать в этом плане учителем. Примером могла быть его личность. Мы видели его в очень сложный момент, когда он боролся с болезнью, когда ему было тяжело. В такой ситуации многие встают в позу, мизантропия начинается, но с Майоровым это совершенно не происходило. Он просто был очень хороший простой мужик.

Отец русского комментария? Нет. У современного русского комментария нет отца. Он был наставник, например, для Розанова. А для меня он был, извините, старший товарищ. Я считаю, что учиться человек должен каждую минуту. Я учился у Майорова, у Дмитриевой, у Маслаченко – у кого угодно.

Дмитрий Федоров – в интервью Sports.ru: «Человеку нашей эпохи нельзя давать без предварительного разъяснения слушать репортажи Евгения Майорова. Покажется, что ему не хватает эмоций. У него был телеграфный стиль – лаконично, без изысков. Еще он считал, что репортажу нужен воздух: вот он говорит-говорит, а потом замолкает – иногда надолго. Дает зрителю почувствовать себя в игре, дает самому подумать. Он хорошо понимал хоккей и у него был невероятный тембр голоса. Его голос пробирал, создавал ощущение невероятной авторитетности.

Возможно, у него был такой тембр голоса из-за сигарет. В середине 90-х люди активно курили на рабочих местах. Когда я пришел на НТВ, в спортивной редакции курили руководители, сотрудники постарше и Майоров. Потом мы перебрались в комнату 8-16, а руководители получили отдельный кабинет. Мы с Васей не курили, поэтому решили – надо заканчивать с курением в комнате. Повесили запретительное объявление. Но поскольку Майорову тяжело ходить, пусть он курит у открытого окна. Он был последним, кто курил в комнате 8-16.

Думаю, он мог бы работать в наше время. Он в последние годы добавил эмоций, даже кричал. Эпоха менялась и он менялся. Он умер в 59 – я думаю, если бы он прожил еще 5-10 лет, то раскрылся бы ярче.

Он говорил, что комментатор не должен долго готовиться к репортажу. Если готовишься долго, то обязательно захочешь потом всем, что выписал себе в блокнот, поделиться. Репортаж засорится лишними фактами, которые будут мешать зрителю. Если долго готовишься, значит, ты просто не в курсе и, скорее всего, выбрал не ту профессию. Если ты знаешь хоккей, надо несколько цифр и фактов посмотреть – все, ты готов к репортажу».

Майоров не давал аналитику. В Союзе так было не принято

Денис Казанский – в интервью Sports.ru: «Он не грузил зрителя тактикой. Это черта советской школы репортажа – не было цифр, эпоха xG еще далеко. Внешние эмоции – это тоже не про него. Тот же Маслаченко будто всегда находился внутри матча, всегда сам был деталью игры. Майоров – он как будто над матчем.

Хоккей у него был абсолютно естественный, но всегда оставалось ощущение, что он говорит меньше, чем знает и хочет сказать. Знаешь, как бывает: когда большой футболист становится тренером, то не может объяснить игрокам, как что делать, потому что для него это естественно. Мне кажется, у Майорова был примерно такой же вариант. Ему казалось, что все просто и все все понимают.

У него была не такая яркая лексика, как у Маслаченко. Но ты всегда понимал, что говорит Майоров, потому что у него были простые предложения. Он не хотел казаться человеком, который все знает.

Федоров: «Проблема современных комментаторов в том, что мы пытаемся сложно объяснять простые вещи. Это чтобы показать публике свою осведомленность. Майоров объяснял все довольно просто. Он понимал хоккей тактически, но не говорил много о схемах или как строится игра. Он не пытался усложнять простые вещи и не перебирал со статистикой и анализом.

Маслаченко и Майорову не нужно было доказывать аудитории, что они разбираются в спорте. У них был игроцкий авторитет – тогда [комментировать на ТВ] брали в основном тех, кто сделал имя в спорте. Это сейчас у болельщиков всегда есть скепсис в отношении комментаторов, им нужно завоевывать аудиторию. Тогда сам по себе статус комментатора ЦТ подразумевал: человек разбирается.

Я не помню, чтобы он цитировал [стихи, романы, кино]. Это любил Маслаченко, который выступал в жанре конферанса, что не всем нравилось. У Майорова этого не было, он отталкивался от игры – без стихов и длинных рассуждений на неигровые темы.

Майоров пришел на НТВ, когда там еще не было трансляций

Анна Дмитриева – в интервью Sports.ru: «Я помню, что мы встретились на каком-то официальном приеме в 94-м, и Майоров очень интересовался НТВ. Что там и как будет. А НТВ поначалу получил только шесть часов времени, трудно было представить, что канал начнет показывать футбол и хоккей. Он об этом знал.

Я просто рассказывала ему, какая у нас атмосфера на канале. Я не хотела его соблазнить, понимала, что это будет моя ответственность. Вдруг он не получит ничего? И буквально через несколько дней он звонит и говорит: «Я готов прийти, что надо сделать?». Говорю ему прямым текстом: «Не боишься, что потеряешь профессию комментатора? Может, [на НТВ] не будет настоящего футбола». Он сказал: «Не боюсь. Я принял решение».

Федоров: «Когда он пришел на НТВ, то как ведущий не соответствовал запросам новой эпохи. Нужны были более молодые, экспрессивные, скандальные люди. А у Майорова не было элемента провокации, он не хотел шокировать. Поэтому некоторое время он на канале был в роли гуру.

Год-полтора не было применения его навыкам. Потом у нас появились трансляции, он вернулся к микрофону, но болезнь стала прогрессировать. С 96-го года он начал понимать, что шансов выжить практически нет».

Майоров и молодые. Он их уважал, они его – не факт

Федоров: «У него никогда не было ветеранского брюзжания, он никогда не говорил, что молодежь не та, не пытался создать иллюзию, что в его время были невероятные высокоморальные люди. Он всегда рассказывал  истории про посиделки и пьянки хоккеистов, при этом у него получалось не вульгарно, а невероятно смешно.

Помню рассказ, как хоккеисты «Спартака» собрались у кого-то дома после матча. Вдруг в конце вечеринки выяснилось, что в компании сидит абсолютно посторонний человек. Тоже выпивал, закусывал, радовался жизни. И мы говорим: «Евгений Александрович, ну и что в итоге?» А Майоров всегда великолепно паузу держал. Наклонял голову, смотрел будто исподолобья, когда ему вопрос задавали. И говорит: «Ну, что в итоге... ##### дали».

Мы с Уткиным на спорт поначалу смотрели восторженно. А Майоров открывал нам правду жизни. Например, что происходило в поезде на выезд в Ленинград. В 60-е годы игроки выпивали по дороге. Я помню его историю, как какой-то известный защитник так напился, что наутро на раскатке перепутал коньки. Вася тогда спросил: «Евгений Саныч, а тренеры-то почему не запрещали?» И после типичной майоровской паузы ответ: «Вася, у тренеров-то свое купе. И они там тоже выпивали».

Дмитриева: «С моей точки зрения Уткин и Федоров вели себя немного вызывающе. Они считали, что Маслаченко и Майоров – прошлое, а они передовые. Майоров будучи мудрым все понимал. Я пыталась сглаживать эту ситуацию, вела с молодыми душещипательные разговоры. Не как начальник, по-человечески.

Это был рабочий момент. Его нельзя было усугублять, акцентировать, надо было приглушить – где-то уговорами, где-то лаской. Это и есть руководство. А сейчас они с большим пиететом говорят о Жене и Володе, гордятся тем, что были рядом с ними».

Майоров и первый конкурс комментаторов. Он организовал его, потому что знал, что скоро не сможет работать

Уткин: «Первый конкурс комментаторов придумали Майоров и его друг и ровесник, журналист Дмитрий Рыжков. Это был период, когда Майорову особо нечего было делать, а он хотел помочь.

Они с Рыжковым установили возрастной ценз – до 30 лет. Но однажды ко мне подошел Гусев и говорит: «У вас там конкурс, есть парень, ему 31. Может, возьмете послушать?». Это был Розанов. Я отдал кассету Майорову, Юра прошел конкурс и был взят на работу.

Из этого же набора Казаков, Журавель, Трушечкин. Потом пришел Черданцев – сам. Он опоздал на этот конкурс и просто прислал факс из туристической компании, где тогда работал. Позже он приехал, мы втроем с Димой с ним поговорили, он тоже оказался с нами. По сути, это случилось благодаря конкурсу Майорова».

Федоров: «В эпоху Гостелерадио учеников у комментаторов почти не было. Анна Владимировна Дмитриева объясняла мне так: «Каждый держался за свое место, был достаточно эгоистичен. Если ты начнешь готовить ученика, он рано или поздно тебя превзойдет или подсидит». Но к самой Дмитриевой это совершенно не относится. И у Майорова в конце жизни появились ученики.

После конкурса комментаторов он отобрал молодых ребят – Казакова, Трушечкина, Журавеля. Но в советские годы комментатор – это профессия опытного человека. Он сказал: «Вася и Дима, занимайтесь с ними, они способные». А себе он взял парней постарше – Юру Розанова, Влада Батурина и Геннадия Сулименко (через год ушел с канала, в 2000-е комментировал в Омске матчи «Авангарда» – Sports.ru), который недолго у нас проработал».

Дмитриева: «Майоров был совестливый человек. В то время он понимал, что ему уже тяжело делать свою работу. Конкурс комментаторов появился, потому что Майоров хотел помочь в организации достаточно нового и сложного дела».

Майоров и Маслаченко. Уважали друг друга, но вместе не работали

Федоров: «У Майорова с Маслаченко были сложные отношения. В 80-е каждый комментатор был большой звездой. Парные репортажи – редкость. При этом Майоров шикарно умел работать в паре. Он мог подстроиться под любого, кроме одного человека – Маслаченко. Когда я спросил, почему, то он не сказал про него ни одного дурного слова. Но коротко отрезал: «Не могу. Он тянет одеяло на себя». У них не было дружеских отношений. Не враги, но точно не товарищи»

Владислав Батурин – в интервью Sports.ru: «Майоров и Маслаченко очень разные по темпераменту. Маслаченко – человек, который хотел, чтобы когда он входит в комнату, все внимание было к нему. Майорову это было не нужно, он был тише, скромнее, говорил совсем не так громко.

У них были специфические отношения. Они не конфликтовали, но то ли внутренняя конкуренция, то ли какие-то другие обстоятельства, но какое-то напряжение между ними ощущалось. Они даже когда здоровались и с улыбкой протягивали друг другу руки, то делали это как-то с подколкой. Мне тогда казалось, что это конкуренция футболиста и хоккеиста – кто из них лучше, оказавшись в новой профессии».

Уткин: «Они не были в сложных отношениях, просто друг над другом подтрунивали. Майоров вспоминал иногда со смехом, как они вместе комментировали финал ЧМ-1990. Их поставили вдвоем, потому что не могли выбрать одного. И Майоров всегда говорил: «Ну невозможно с Маслаком вместе работать. Он кого угодно забьет».

Но это было не сердито, он так по-стариковски ворчал, посмеиваясь. Они точно не были друзьями. Но у них дачи были через забор друг от друга, они были хорошо знакомы. И оба были спартаковцы, тогда это было важно».

Болезнь Майорова. Батурин носил его по лестнице на руках

Уткин: «Довольно быстро выяснилось, что он тяжело болен. Я точно не помню: то ли не сразу поставили точный диагноз, то ли были иллюзии, что болезнь можно затянуть. В любом случае он стал довольно быстро хромать и ходить с палочкой.

Он над собой в этом смысле все время посмеивался. Юмор у него был жесткий, циничный. Он не был советским человеком в этом смысле – очень самоироничный. Было понятно, что ему просто тяжело подняться по лестнице, долго стоять. Но он всегда смущался и даже сердился, когда мы проявляли о нем заботу.

Осенью 1996-го мы были на отборочном матче сборной России. В том цикле НТВ купила права на ее выездные матчи. Мы поехали в Израиль, я должен был делать материал об игре, а Майоров – комментировать. Там был довольно старый стадион, где забираться нужно было едва ли не по приставной лестнице. Майоров уже болел и я очень хорошо помню: мы приехали на тренировку за день до игры, и он устроил скандал. В результате его каким-то образом провели по-другому на стадион, не по приставной лестнице. Когда я предложил ему помощь, он категорически отказался. Так он делал почти всегда.

После матча было видно, что он сильно устал. И еще когда я слушал репортаж, было понятно, что, наверное, это последний его рабочий выезд».

Батурин: «Когда мы плотно общались, он уже не был здоровым человеком. Ему уже было крайне сложно ходить. А наши советские ледовые дворцы были устроены так, что для людей, которым сложно передвигаться, вообще ничего нет. Я не раз его на руках нес наверх по лестнице до комментаторской кабины. И чуть ли не усаживал. Мне было страшно неловко. Я понимал, что ему тоже неловко – он же суперчеловек для нашего спорта, а тут такая слабость. Но стоило ему оказаться у микрофона… Видно, что ему было больно, что у него какая-то слабость, но это уже был совершенно другой человек. Его на руках принесли в кабину, а он работает как бог. Для меня это самое яркое воспоминание о нем».

Дмитриева: «Я все знала с самого начала. Сначала же никто не понимал, что это. Он думал, что просто спина болит или подагра. В какой-то момент он перестал водить машину, его возил муж его дочки. Он не афишировал болезнь, старался ее превозмогать. Но это, конечно, его угнетало. Я иногда его спрашивала: готов туда-то ехать? И в последнее время он начал говорить: «Знаешь, я побаиваюсь».

Помню, как предложила Борису комментировать. Говорила: «Может, возьмешься? Чтобы фраза «комментирует Майоров» не изменилась. Он сказал: «Я не готов». А когда умер Женя, он пришел и сказал: «Теперь я готов». Он не хотел, чтобы Женя ощущал, что его заменяют».

Смерть Майорова. Он умер в день рождения Дмитриевой

Уткин: «После того, как Майоров провел последний репортаж, ему снова стало нехорошо. Потом был день рождения Дмитриевой – 11 декабря. И в этот день нам позвонила его жена и в слезах сказала, что его не стало. Он зачем-то послал ее в магазин, понимая, что уходит. Когда она вернулась, его уже не было».

Батурин: «На следующий день после его смерти я комментировал Лигу чемпионов и начинал репортаж со слов о Евгение Саныче. Язык с трудом поворачивался сказать, что он ушел. Мы знали, что он болел, но казалось, что такого не может быть.

Еще я помню, как звонил его жене Вере Лаврентьевне и со слезами говорил, почему не пришел на похороны. У меня тогда от крупа умер сын Ярослав – в день своего рождения, 30 декабря ему 5 лет исполнилось. Я не мог прийти. Просто физически не мог. Я был в шоковом состоянии. Дурь тогда была в голове, что эти две смерти как-то связаны, но она нашла для меня такие слова, что эта мысль сразу улетела».

Федоров: «Я помню, как узнал [о смерти Майорова]. В коридоре у лифтов с Васей обсуждаем рабочие дела, Дмитриева проходит по коридору и говорит своим тихим голосом: «Женя умер... Майоров». Но у Дмитриевой есть дар успокаивать людей в трудную минуту. И она сумела нас с Васей подбодрить.

Я помню его похороны. Болельщиков было немного. Пришли коллеги, пришли те, с кем он когда-то играл. Прощание прошло в фойе концертного зала «Останкино». Мы тяжело переживали. А после похорон мы с Васей и еще одним парнем поехали в бар и решили: Майоров был таким бодрым и жизнелюбивым человеком, что мы не имеем права унывать. Грусть ушла, мы попили пива, вспомнили добрые истории про него. Даже вроде танцевали. Светлые получились поминки».

Последняя история о Майорове

Уткин: «У них с Борисом были своеобразные отношения, они друг другу спуску не давали. Они же были близнецы, самоутверждение в таком тандеме часто происходит за счет другого. Майоров любил говорить: «Придет Борис, имейте в виду: он не такой как я, мы просто похожи».

Прошло примерно полгода, как у нас работал Борис Саныч. А он такой в нормальном смысле барин. И как-то сидим мы все в комнате, он заходит и начинает выговаривать Розе. Тут Юра говорит Майорову: «Знаете что, Борис Саныч, а идите-ка вы на ###». Все затихли, Майоров говорит: «Юра, ты чего?». И Юра: «Мне ваш брат говорил: «Вот чувствую, умру, придет Борис работать. Имей в виду: он мужик хороший, но когда полезет на рожон – на ### его пошли и скажи, что я велел».

Фото: РИА Новости/Юрий Сомов, Дмитрий Донской; spartak1935.ru; wikipedia.org; spartak-history.ru

Источник: sports.ru