11 декабря исполняется 96 лет со дня рождения легендарного спартаковца, потрясающего комментатора Николая Озерова. Ниже большой разговор с дочерью человека, которого без преувеличения знала и любила огромная страна, который превратил свои репортажи в настоящее искусство и который слово «Спартак» всегда говорил с придыханием.

ПЕРВАЯ ЧАСТЬ

- Чуть больше года назад вышла книга про вашего папу.
- Да, в Петербурге. Я уже давно живу между двух стран - Грузией и Россией, и встречалась с дочерью Котэ Ивановича Махарадзе. Она рассказала, что вышла книга про её отца, автором которой стал очень порядочный и ответственный человек Сергей Князев. Писатель, журналист, редактор. И у меня возникла идея, что первую папину книгу нам надо переиздать. И в память о нём, и по причине того, чтобы просто была возможность подарить её тем людям, кто с папой дружил, общался, кому он был дорог. Первая книга «Всю жизнь за синей птицей» вышла, если не ошибаюсь, в 1992 году. Она была очень плохого качества.
Нашла через фейсбук Сергея Князева, мы стали общаться и быстро нашли общий язык. Он проделал колоссальную работу за очень короткий период времени. Я лишь помогала ему с координатами людей, высылала фотографии из семейного архива, а дальше он общался, записывал воспоминания, редактировал. Каких-то людей, кто хорошо знал папу, Сергей находил сам. И получилась, по сути, новая книга, потому что её вторая половина - воспоминания известных людей о Николае Озерове, тех, кто много лет играл с ним, работал, тех, о ком он рассказывал в своих репортажах. Это было очень непросто - сделать такую книгу. Приходилось искать меценатов, людей, способных помочь финансово. Но, знаете, Сергей рассказывал, что имя папы по-прежнему работает. Он мог прийти к каким-то людям, попросить о помощи - например, с компьютерной вёрсткой, о чем-то ещё, и многие, узнав, что это необходимо для книги про Озерова, делали работу бесплатно. По нынешним временам это какие-то чудеса. Но так было. Повторю, Сергей проделал огромную работу, и наша семья благодарна ему, что книга увидела свет. Единственное - так получилось - в книге не появилось ни одной фотографии моей мамы, Маргариты Петровны. Но мы договорились, что в следующем издании это исправим. Сам Сергей очень критично называл это «редакторским проколом», но мы, конечно, не обижаемся, потому что для нас самое главное, что книга появилась. Пусть она вышла небольшим тиражом, но дошла до людей, и память о папе по-прежнему жива. В феврале в Доме журналиста в Петербурге была презентация, пришли многие известные спортсмены, была среди них даже Наталья Борисовна Ветошникова, которая с папой играла в теннис в 40-х годах. Прекрасно выглядит, дай бог ей здоровья. Там я встретила сыновей Наума Дымарского и Кирилла Набутова. Так получилось, что собрались трое детей отцов, которые были известными комментаторами. Только дочери Котэ не хватало.

- С семьёй Махарадзе вы дружите?
- Да, моя подруга - его дочь Мака, мама которой Медея Чахава - известная грузинская актриса. Котэ Иванович дважды был женат. С Софико Чиаурели у них не было общих детей, а в браке с Чахавой родилась Мака, известная балерина. Не так давно в Грузии был вечер, посвящённый памяти Котэ Ивановича, я прилететь в Тбилиси не смогла, но специально записала на видео воспоминания, которые потом там показывали. Да, мы дружим. А папа дружил с Котэ. В роду нашем, кстати, прапрапрабабушка была грузинка. Так что у папы текла, в том числе, и грузинская кровь. Это мало кто знает. Эта прапрапрабабушка происходила из очень знатного княжеского рода, жена известного рязанского священника протоирея Михаила Александровича Виноградова. У отца очень интересные корни. Покопаться в этих историях очень интересно.



- Ваша работа на телевидении - это влияние папы?
- Я закончился Гнесинку по специальности «хоровой дирижёр» и всю жизнь мечтала заниматься музыкой. Но по этой дороге не пошла, о чём сейчас иногда жалею. В самом начале 90-х папа помог мне устроиться администратором на Центральное телевидение. И меня «засосало». Я пришла работать в безумно интересное время. Прошла много ступеней, много училась и видела, как появлялись на нашем телевидении программы, которые затем стали по-настоящему культовыми. Столько свободы, сколько на телевидении существовало тогда, в 90-е годы, наверное, больше не было никогда. Безумно интересное время. Я и на радио тоже работала. Папе нравилось, что я имею отношение к телевидению, что работаю рядом с его коллегами. И в 1997 году получала за папу ТЭФИ. Он тогда уже сильно болел, и меня пригласили, чтобы я приняла эту награду из рук Владимира Познера. Это было в мае, а 2-го июня папы не стало. Тогда я получала огромное удовольствие от работы на телевидении. А сейчас?.. Уже такой радости от этой работы нет. Творчества нет, журналистика как профессия умирает. Грустно. Раньше телевидение было территорией творчества. Сейчас - просто завод.

- Молодые люди, которых вы встречаете в телевизионных коридорах, знают, кто такой Николай Озеров?
- Почти нет. Не хочется обобщать, потому что иногда попадаются люди, которые интересуются историей, и вот они папу знают. Но этих людей мало. Знаете, что меня удивляет? В Грузии папу, по моим ощущениям, помнят больше. Даже те, кому тридцать с небольшим лет. Лет семь или восемь назад я ездила в Грузию с Фёдором Черенковым. Один из моих любимых спартаковских футболистов, с которым мы дружили. И куда бы мы ни приходили, его везде узнавали. Подходили, общались, просили расписаться. Федя потом говорил, что его в Москве столько не узнавали, сколько в Грузии. Так и с папой. Видимо, родители в Грузии рассказывают про него своим детям, поэтому даже молодёжь имя Озерова знает. А у нас? Увы, изменилось время. А вместе с ним и люди. Папа говорил: когда я перестану работать на телевидении, обо мне все забудут. И это, по его мнению, совершенно нормально. Это жизнь. В какие-то минуты я понимаю, что он был прав.

- Об этом много писали: вашего папу, по сути, выдавили с телевидения и заставили уйти. Как эта ситуация воспринималась внутри семьи?
- Он не жаловался. Ни-ког-да. Это внешне он производил впечатление такого открытого человека, у которого в душе постоянно праздник. Но на самом деле он всё держал внутри себя. И не хотел, чтобы о его проблемах знал кто-то ещё. Папу учили в ГИТИСе, что у актёра должен постоянно быть внутренний монолог. И эту ситуацию с уходом с телевидения он внутри себя и проживал. На семью это никак не влияло. Николай Николаевич не был очень открытым человеком, как многие о нём думали. Мама мне рассказывала: он, конечно, переживал. Переживал, что все коллеги его предали и бросили. Было собрание в спортивной редакции, где люди проголосовали против него. Это был тяжёлый удар для папы. Больше всего его «убило», что не поднял руку его друг Наум Дымарский. К папе тогда подошёл еще один человек, сказал, что он за него, но не может поддержать публично, потому что ему надо кормить семью. Вот такая история. Но перед смертью папа всех простил. Я приезжала к нему в больницу незадолго до ухода, и папа мне сказал: «Всё надо делать вовремя». Это слова я до сих пор помню.
Да, он сильно переживал. Ему надо было переключиться на что-то другое, и он стал ездить с концертными программами по стране. В 1986 году вышла последняя программа «В гостях у Николая Озерова», через год он ушёл с телевидения и начал выступать перед зрителями в различных городах с творческими встречами. Это его и спасло. Его встречали очень тепло. Тогда папа вместе с другими артистами могли собрать стадионы, представляете?! Сейчас трудно поверить, но папа мог выступать на одной сцене и с «Наутилусом», и с «Ласковым маем». Такое было время. Мама с ним часто ездила, а я, помню, выбралась лишь один раз. Это был город Дзержинск. Папе очень нравились такие встречи, они позволяли ему вновь ощутить любовь зрителей. А уже потом было решено возродить общество «Спартак». И в этом деле папа нашёл себя по-настоящему. Помню, к нам домой приходил олимпийский чемпион Пётр Болотников, академик Станислав Шаталин, и они обсуждали идею возрождения общества. Папа погрузился в эту работу с головой. Ходил по высоким кабинетам - к Лужкову, Черномырдину, выбивал финансирование. Теперь я понимаю, что такие общества должны держаться на сильных личностях. Если их нет - со временем всё зачахнет. И могу сказать, что до последних секунд жизни папа думал о своём «Спартаке».
Однажды в 90-е годы к папе пришли бандиты. Тогда же рэкетиры были повсюду. И вот они заявились в «Спартак» требовать денег. Папа, конечно, вырос и жил в другой стране, он даже не мог представить, что рэкетиры существуют и чем они занимаются. И он им говорит: «Спасибо вам огромное, будет так здорово, если вы нам поможете». То есть он даже не понял, что деньги пришли забирать у него. Он был совсем из другого мира.
У папы уже не было ноги, он передвигался на костылях, но каждый день вставал в пять утра, собирался на работу и ехал в «Спартак». Каждый день. Даже когда неважно себя чувствовал. И это помогло ему забыть про телевидение: всё время он посвящал «Спартаку».



- И всё-таки рана наверняка внутри кровоточила?
- Наверное. Но, повторю, папа делал всё, чтобы окружающие этого не замечали. У него еще, знаете, была отличительная черта: если кому-то становилось плохо, если у человека возникали проблемы, он начинал с ним общаться ещё больше. Только, чтобы этот человек не почувствовал, что его все бросили. Он часто звонил замминистра культуры Кухарскому, который остался не удел, приглашал его на футбол. Помогал на первых порах Мише Евдокимову, которого никто не знал. Брал его на футбол, знакомил с людьми. Мне кажется, это было поведение истинного интеллигента. А что касается телевидения… Папа организовывал концертные программы в «Олимпийском» «Спорт, музыка, спорт». Там выступали знаменитые артисты и спортсмены. Концерт снимали, но потом не показывали. Его голос на плёнках размагнитили. Что-то, конечно, удалось сохранить, какие-то записи мне Вася Уткин передал.

- За других он мог, как говорят, расшибиться в лепёшку.
- Так и было. У брата был друг по теннису, где-то он нахулиганил и оказался в тюрьме. Это было ещё во времена СССР. Папа поднял всех на ноги, ходил в большому прокурору, и молодого человека отпустили на поруки. Просто потому, что за него вступился Озеров. Его фамилия позволяла открывать все двери. Мама рассказывала: при вылете за границу у папы никогда не проверяли паспорт. Или приём в Кремле. Маму «рассматривали под лупой», а папе говорили: «Николай Николаевич, здравствуйте, проходите, пожалуйста». Такая была фантастическая популярность. Ему доверяли.