Главный тренер «Спартака» Андрей Сидоренко о своем прозвище Золотой диктатор, работе в Освенциме, побеге из Челябинска и странных увольнениях из российских клубов.

— Давайте, сразу проясним вопрос. В газетах вас поочередно называют то белорусским специалистом, то российским тренером.

— Интересно, но когда я жил и работал в Белоруссии, то никто о моем гражданстве не вспоминал, но стоило уехать, так сразу стал белорусским специалистом. Я челябинский. Родился в Челябинске и начинал там. Но паспорт у меня белорусский.

— Начинали вы вместе с Геннадием Цыгуровым, от которого вам постоянно доставалось. Даже он вспоминает до сих пор.

— Ох, доставалось. Цыгуров очень требовательный. За что доставалось? За ошибки. К работе-то я всегда относился добросовестно.

— Дарюс Каспарайтис рассказывал, что в своем втором матче он, пропустив гол, вернулся на скамейку и получил по голове от ветерана. Мол, не пропускай, молодой.

— По голове не били, но выговаривали серьезно. А вот помню, за что однажды Геннадий Цыгуров на меня разозлился. Он был уже заслуженным ветераном, а я только пришел в «Трактор». И на тренировке я против него жестко сыграл. Цыгуров на меня, мол, ты что себе позволяешь! Кинулся драться, но ребята заступились. Я возвращаюсь в раздевалку, думаю, ну сейчас достанется. Однако Цыгуров нормально все воспринял, даже похвалил. У него же прозвище было в команде Бригадир. К нему всегда прислушивались.

— Вы же с Челябинском во время карьеры не слишком хорошо попрощались.

— Да. Каждый год из нашего клуба забирали игроков. За мной ЦСКА гонялся, а я взял и в «Динамо» уехал. Нравилась мне это команда.

— Просто сели в поезд и уехали?

— Ну да, только на самолете. Вообще никого не предупредил, форму не сдал, не рассчитался. Все это на мою карьеру, конечно, повлияло сильно. Но я уж очень хотел играть. В общем, меня дисквалифицировали.

— Руки «Динамо», наверняка, были длинней, чем у челябинских властей.

— Возможно, но все решения принимались на таком уровне, что невозможно было решить вопрос. Там ведь вот еще в чем проблема была. Я учился в институте, был комсоргом команды, а меня призвали в армию, чего делать не имели право. В конце концов, я оказался в Минске, там мне играть разрешили.

— А как вы комсоргом в «Тракторе» стали?

— Ребята выбрали.

— По нынешним меркам, это капитан команды?

— Нет, это просто глава комсомольской организации команды. Мы собирали собрания, обсуждали какие-то вопросы.

— Политинформация?

— Нет, наоборот какие-то хоккейные моменты обсуждали. Ну если случались проступки со стороны игроков, то и эти вопросы выносили на повестку дня.

— Многих отчислили?

— Мы всегда на поруки брали. А что вы удивляетесь, что я комсоргом был? Это обычная ситуация в то время. Знаете, кто был комсоргом в молодежной сборной СССР, когда мы чемпионами мира стали? Игорь Ларионов.

— Но вы были идейным комсомольцем?

— Да тогда особо не задумывался над этим. Система-то была одна, другие мысли в голову не приходили.

***

— Ветераны советского хоккея рассказывают какие-то ужасы о том времени.

— В один из сезонов в Челябинске у меня было в общей сложности два месяца, когда я ночевал дома.

— Все остальное время на базе?

— Даже сейчас вспоминаю и вздрагиваю. Этот челябинский профилакторий, в котором мы жили, мне был поперек горла. Все время там, постоянные тренировки. Допустим, если ты в 6 утра приезжал с выезда домой, то вечером в 18 часов уже занятие. База — лед — автобус, база — лед — автобус.

— Выходные — как праздник?

— Не забывайте, я был молодым в «Тракторе». Если кому-то из ветеранов давали выходные, то молодые были этого лишены — постоянно тренировались.

— С ума не сходили?

— Опять же не задумывались особо. Книжек зато прочитали очень много. Тогда же книги дефицитом были, вот друг другу передавали Чехова, Толстого. Помню, что еще книги по талонам получали. Иногда в кинотеатр свозят.

— В смысле, свозят?

— Садишься в автобус, едешь в кинотеатр, после сеанса всех везут на базу.

— Дома вообще во время сезона не бывали?

— Иногда, набегами. Днем приедешь, поговоришь с родными, посидишь немного и на базу.

— Профилакторий принадлежал только хоккеистам?

— Ну что вы. Там отдыхали рабочие челябинских заводов. С ними никаких конфликтов не было, они понимали нашу работу. Да тогда, кстати, нас часто привозили на завод, показывали в каких условиях люди работают. Зайдешь в горячий цех, а там ничего не видно, все в тумане. Понимаешь, что такое чужой труд. Я вот все это не считаю лишним, если честно. Тогда ты за Челябинск играл и понимал, что играешь за родных. У меня отец на заводе работал, так после поражений у него всегда спрашивали, что да почему. Он потом мне рассказывал. И стыдно было дома проигрывать.

— Ваши тренировки сейчас можно показывать по телевизору. Страшно и непонятно.

— Ох, не говорите. Помню, нам надо было забежать на дерево, зацепиться за ветку, затем совершить кульбит.

— Для чего?

— Не знаю. На асфальте мы кувырки совершали. Вся спина была стерта. Кроссы бегали, но дистанция, наверное, сейчас вас удивит — 17 и 21 километр. Были также беговые упражнения: 15 рывков по 400 метров. Много чего было, что и не нужно.

— Вы же из-за нагрузок и раньше закончили.

— Ну да, спина не выдержала. Вот колени совсем не болят, а спину надорвал. А как не надорвать, я пришел молодой, а меня с этими блинами, со штангой работать заставляли, тренажеров же никаких не было. Я за короткий период стал 160 килограммов тягать.

— Сейчас только Николай Пронин сможет взять такой вес.

— А раньше — все. И смысла в этом было немного. Я еще в молодости начал дневники вести и стал разбираться, что от некоторых упражнений вообще никакой пользы нет.

— Про район ЧТЗ в Челябинске ходят легенды. Вы там бывали.

— Я сам с ЧТЗ.

— Андрей Назаров рассказывал, что ему приходилось часто драться, чтобы дойти до дома или стадиона целым.

— И у меня тоже самое было. Идешь на тренировку, только выдали клюшку, а раньше же вы понимаете, что значила клюшка, ты ее под себя сделаешь, но тут налетает толпа и клюшку твою забирает.

— Ого.

— Но я потом своих обидчиков по одному вычислял. Клал кое-что в рюкзак свой, ловил и наказывал.

— Тоже вариант.

— Да раньше постоянно дрались. Мы вот район на район частенько бились. Собирали со всех дворов и шли. С Ленинским районом стычки были.

— Вы же спортсмен, времени на это не должно быть.

— Да было время, с той стороны тоже много спортсменов было. Но нормально все заканчивалось. Не было такого, чтобы сильно избивали, да и я крепкий был. Случаев таких полно. Играем во дворе в хоккей, тут налетают чужие, тоже начинается драка. Но я скажу, что эти дворовые битвы меня серьезно закалили.

— Когда все закончилось?

— Думаю, как только я попал в первую команду. Тогда уж и до дома на автобусе довозили и забирали на автобусе.

— Думали о том, что если бы в первую команду не взяли, пришлось бы заняться чем-то другим?

— Да. Мне уже и родители говорили, что надо определяться. Выбирал между политехническим институтом и военным училищем. Военное заканчивал мой отец, отсюда и вариант. Честно говоря, я так до конца и не решил, но, к счастью, меня в «Трактор» пригласили.

— Много денег дали?

— Ой, да я сейчас и не вспомню. Я что-то вообще не помню про свою зарплату. Может много платили, может мало.

***

— Освенцим знаменит чем угодно, но только не хоккеем. Вы же проработали там несколько лет в местном клубе «Уния».

— Четыре года. В первый сезон были вторыми, а затем трижды были чемпионами. Меня признавали лучшим иностранным тренером, работающим в Польше.

— Про лагерь Освенцим расскажете лучше гидов?

— Я уже там мог экскурсии проводить. Жуткое место, что сказать. Первый раз попал туда в пасмурную погоду, все темно, и ты ходишь по лагерю, смотришь, страшно.

— Друзей тоже туда водили?

— Конечно. Правда, один раз смешно получилось. Ко мне приехал товарищ с уголовным прошлым. Ну мы пошли в лагерь, я ему все показываю. И вот он видит карцер и кричит: «Да разве это карцер? Это рай. Вот посмотрели бы они у нас карцер». Там группа японских туристов была, они с опаской оглядываются. Шепчу ему, замолчи уж, не надо тут такое говорить.

— А как вы вообще попали в Польшу?

— Владимир Крикунов посоветовал. В Белоруссии все разваливалось и уже сил не хватало все это терпеть. У меня же приличная команда была, Руслана Салея подтянули в первую команду. Но денег не было. Я в «Динамо» Минск работал, затем пограничники отказались от клуба, и мы стали «Тивали». Вот такой пример. Мы передвигались в чемпионате Межнациональной хоккейной лиги на автобусе. Помню ехали до Санкт-Петербурга, а затем в Москву. И вот между этими городами автобус ломается. И мы встаем почти в чистом поле. Ребята не растерялись, увидели, что картошка растет, выкопали, огонь развели и приготовили. Такие времена были. Я с тех пор ночью стараюсь не ездить.

— А что такое?

— Водитель же был всегда один, без сменщика. И вот едем как-то, я впереди сижу, чуть сбоку. Вижу, что водитель головой клевать начал и руль выпускает. Как дал ему с ноги в ухо. Проснулся, конечно. А если бы я не заметил?

— Так вот Польша.

— Сначала было непривычно. Да еще команда была... как бы помягче сказать... раздолбанная. Чуть что сразу к руководству бегут, жалуются. Но я быстро все это прекратил. Помню меня пригласили на заседание какого-то совета. Там все начальство сидит, спонсоры. Начали что-то про хоккей спрашивать. Я им нарисовал график подготовки, нагрузки, план выхода на пик формы. Они смотрят, ничего понять не могут. Я уже хотел было с ними попрощаться, но там был человек, который работал с пловцами. Но на все эти планы посмотрел и убедил, что я дело знаю. И меня оставили в покое.

— Вас же там прозвали Золотым диктатором.

— Ну да. У меня в команде порядок был.

— Самый знаменитый польский хоккеист, на мой взгляд, Кшиштоф Олива.

— Прекрасный парень. Слушайте, он в такой форме был, что я ему все время говорил: Кшиштоф, тебе надо на площади стоять, как скульптура. Идеальное тело, ни грамма лишнего жира. Он, конечно, хоккеист специфический, но очень полезный. Помню перед матчем он выходил из раздевалки, клюшку обматывать. Мы с австрийцами кажется играли, а их раздевалка недалеко от нашей. Так вот Олива стоит, зыркает на них и ругается. Запугал еще до игры.

— Хоккей в Польше есть?

— Да там приличный чемпионат был, зря вы так. Очень хороший уровень.

— А вот русских там не любят?

— Я неоднократно слышал об этом, но сам никогда в жизни не сталкивался с предвзятым отношением. Даже удивлен, что на чемпионате Европы стычки были. Сам я сидел на польском секторе, но болел, понятно, за наших. Только виду не подавал.

— Если в Польше у вас дела шли отлично, неплохо в Белоруссии, то про российскую карьеру так сказать нельзя. Какие-то странные увольнения.

— За результат меня ни разу не убирали, кстати.

— А как же «Амур»? Вам поставили в вину слабый результат.

— Там вообще странная ситуация была. Мы же до последнего времени не знали, будем играть в суперлиге или нет. Начали собирать игроков только в начале июня. Уже выбора не было, плана подготовки не было, ни на один турнир заявиться не получилось. Да бюджет-то подписали в последний момент. Меня удивляет, что у людей не хватает мужества сказать, за что именно увольняют.

— Это как?

— Я работаю в «Амуре», мне звонит корреспондент и говорит: на ваше место едет Владимир Мариничев. Начинаю звонить в клуб — никто не отвечает. Позже подходит спортивный директор и просит: «Скажи на пресс-конференции, что тебя убрали». И все потом от меня бегали, все молчали.

— Да уж.

— Самое смешное, что через некоторое время меня вызывает губернатор и говорит: «Мы все возвращаем на свои места, принимай команду». Но я, понятно, уже отказался. Хотя отмечу, что деньги мне выплачивали.

— Недавно вы работали в «Тракторе», но очень недолго. Знаете, вы всех насмешили, когда заявили, что будете бороться за чемпионский титул в первый сезон.

— Вот тоже странная история. Нас пригласили к губернатору, а у команды даже костюмов нет. Ну ладно, выкрутились. Приходим к нему, чиновник заходит в кабинет и говорит: «В этом году вы должны стать чемпионами». Я сижу и даже сказать ничего не могу от неожиданности. Спрашивает, есть ли вопросы. А какие вопросы — все в шоке, переглядываются. Мы же в том сезоне, как и в «Амуре», набирали с миру по нитке. Вот даже когда потом Валерию Белоусову дали тележку денег, он и то ничего с командой сделать не мог. Я ведь после встречи с губернатором звонил председателю попечительского совета. Спрашиваю, ну какое чемпионство в первый год? Решили же постепенно все делать. А он говорит, не обращай внимание.

— И вы успокоились.

— А знаете, как меня увольняли? Звонит друг и говорит: пойдем сегодня вечером в сауну. У тебя же на вечер нет никаких планов. Как, переспрашиваю, нет? А он мне: «Так тебя же уволили уже». Представляете. Вечером позвонили из клуба, мол, надо встретиться. Смешно же.

— Тяжело человеку, выросшему на ЧТЗ, в современном хоккее?

— Зато упорным становишься.